Артур Рубинштейн (Артур Рубинштейн) |

Артур Рубинштейн

Польский хөгжимант Артур Рубинштейн — личность легендарная. 1900 онд Берлинд, 1976 онд Лондонд төгс төгөлдөр болсон. Гастроли Артура Рубинштейн СССР-д 1964 онд произвели ошеломляющее впечатление. Поначалу молодежь была настроена скептически: чего можно ожидать от исполнителя в возрасте 77 лет? Однако, как высказался тогда музыкальный критик Г. Коган, "опасения оказались неосновательным. Перед нами предстал увлекательнейший төгөлдөр хуурч, бүрэн сохранивший свою «форму» — юу ч биш, ямар ч хамаагүй, гэхдээ иж бүрэн виртуозный аппарат, юношеский огонь, энтузиастическую влюбленность*.

1999 онд "BMG" компани "The Arthur Rubinstein Collection"— "Артура Рубинштейна" коллец (RCA 630002) нэртэй уникальное собрание дисковыг гаргасан. На 94 диска представлены все студийные и „живые“ записи великого музыка. Многие произведения Рубинштейн записывал по нескольку раз, и теперь мы можем наконец сравнить его исполнения разных лет, реально проследить творческую эволюцию пианист. Записи одного сочинения порой сильно отличаются, причем различия касаются именно исполнительской концепции, а не каких-то внешних особенностей.

Артура Рубинштейн концертыг "живые" гэж их сонирхдог. В одном из своих интервью 1964 онд хөгжимант хүлээн авсан: „Для настоящего артиста играть перед людьми — счастье… Радио не заменяет общения в концертном зале. Артисту нужны слушатели. Я люблю, когда на концерте сидят даже на эстраде, и обычно прошу пропускать на эти места консерваторскую молодежь: она меня вдохновляет. Радио не дает вдохновения. Человек слушает музыку «между делом», концертын тоглолтыг хийх ёстой. Вот почему я избегаю трансляций своих концертов…”

Неповторимость, узнаваемость исполнительской интонации любого музыканта двумя элементами — звуком и временем. Звук фортепиано под пальцами Артура Рубинштейн нь бүрэн, глубокий, ясный, рельефный. Его фразировка происходила от какого-то ощущения дыхания, его фортепиано как будто пело — ударный инструмент трансформировался в поющий... Рубинштейн не пытался сделать мягкие пассажи почти неслышными — энэ нь их эмоций ба сүсэг бишрэл; он всегда глубоко погружал пальцы в клавиши, когда требовалось, и „с ощущением төгөлдөр хуур“, как он говорил. Сочность звука стала одним из его фирменных знаков. Однажды великого виолончелиста Григориа Пятигорского спросили: „У кого самый богатый виолончельный (курсив наш.— Ред.) звук?“ И он ответил: „У Рубинштейн“.

Временем Рубинштейн мөн адил владел необыкновенно тонко. Темп нь "tempo giusto" гэсэн үг юм. Даниеля Баренбойма, его темп „бүх л “зөв” гэж хэлнэ. Энэ нь идеальный пропорции к содержанию..."

Однако самое главное, что отличает исполнение Артура Рубинштейн,— энэ удивительная пластичность, гибкость, санах ойн технологи, иначе говоря, особенности rubato. Форма его фраз была очень вокальной, слушатель чувствовал живое дыхание хөгжмийн линии. Пианист хорошо знал, что певцы болон духовики нь маш их урам зоригийг олж авдаг. Рубато Рубинштейн огромного авьяасыг бүрэн гүйцэд гаргахгүй, харин үр дүн нь осознанной ажил, о чем хэлсэн его обращение к Эмме Дестин, которой он восхищался и которуюу считал лучшим драматическим сопрано начала мань ХХ века м-н: „Вага. Вы научили меня разумной трактовке rubato — энэ нь ложно понимаемого определения свободы выражения в мелодии. Я попытаюсь перенести Ваше совершенное владение дыханием в мою собственную фразировку и убежден, что именно это имел в виду Шопен, предписывая rubato в виду произведениях” (Рубинштейн А. Дни/Мэйспон урлагт 9 жил. С. 1981).

Наш разговор теперь плавно переходит к Фридерику Шопену, мөн это неудивительно, ибо Рубинштейн прежде всего „шопенист“. Ни для кого не секрет, что глубинное, подлинное погружение в музыку Шопена чаще удается пианистам-полякам, так как ощущение „polskosci” (польского духа, польского начала) у них в крови. Большую часть произведений хөгжмийн зохиолч Рубинштейн играл на протяжении всей своей жизни, но, пожалуй, особенно глубоким ба тонким проникновением в сложный мир шопеновской музыки 1950–60-аад оны хооронд эгшиглүүлсэн.

Ключом к пониманию особенностей интерпретации Шопена Артуром Рубинштейном служат собственные слова музыканта: „Чтобы понять Шопена, знать, что композитор бл учеником Баха, Моцарта, учеником точности и гармонии. Это благородный гений. Рубато Шопена — от итальянского пения: хөгжмийн зохиолч постоянно посещал итальянскую оперу, уран бүтээлийн певцов. Учтите дыхание певца, выразительность арий и речитативов, пение для души — и появится должная степень свободы, не навязанной, а вытекающей из смысла мелодии..." акцентов, бальная лихость“.

По мнению Рубинштейн, в первой половине ХХ столетия большинство пианистов „гипертрофировали естественный лиризм Шопена, утрировали пластичность и красоту мелодии, вместо того чтобы исполнять произведение чисто, просто, с чувнямотой и. Порой задерживали ноты, которые не следовало тянуть, разбивали аккорды, ждали по полчаса, когда нужна была лишь маленькая пауза“. Апофеоз такого подхода мы можем наблюдать у Игнацы Яна Падеревского. К сожалению, многие музыканты до сих пор придерживаются этих зарчимов. Рубинштейн был первым, кто начал бороться за „моцартовски точного, чистого Шопена“. Он противостоял традиции преувеличенной чувствительности, сентиментальности, созданной шопеновскими учениками, однако это послужило поводом к серьезным нападкам; польские критики и публика говорили: "Рубинштейн играет талантливо, но Шопен абсолютно сух".

Из записей концертов Шопена для фортепиано с оркестром, представленных в собрании дисков фирм "BMG", хочется выделить альбом № 17: Первый концерт e-moll оркестром Лос-Анджелесской филармони под управлением А. Валенштейн (1953) болон Второй концерт f-moll Симфоническим оркестром NBC под управлением У. Штейнберга (1946) — болон альбом № 44: Нэгдүгээр концерт e-moll с Новым симфоническими оркестр Лондона под управлением С. Скровачевского (1961) болон Второй концерт f-moll с оркестром "Симфония воздуха" ("Агаарын симфони") под управлением А. Валенштейн (1958). Заметны различия в исполнительских концепциях первых частей концертов. Так, первая часть Первого концерта из альбома № 17 звучит императивно, крупным мазком, довольно быстро, Agitato; вся фактура очень ясна и мелодизированна, никакой педальной дымки. Первая часть Второго концерта из того, альбома исполняется страстно, устремленно, патетично, рельефно в интонационном плане, ярко, гэхдээ несколько маршеобразно; возможно, такая “прямолинейность” болон чрезмерная “маршевость” тухай мэдээлсэн байна. Что касается вторых и третьих частей в записях бүх концертов обоих альбомов, то все они по-своему прекрасны, особенно вторые части, исполненные ласково, упоительно, без какой-либо слащавости. Говоря об интерпретации Рубинштейн концертов Шопена, № 44 цомогт вошедших, хочется вспомнить слова из рецензии Р. Шумана 1836 онд: “Нас снова приветствует дух Моцарта…” Общий тон интерпретаци концертын альбома № 44 спокойный; это сдержанное, серьезное, чуть отстраненное повествование. Нарочито неторопливые темпы, тонкие ритмические оттяжки в финал, удивительное единение солиста болон оркестра…

Давно уже стали эталонными рубинштейновские трактовки баллад, экспромтов, баркаролы, скерцо Шопена; особенно это относится к записи 1949 онд (альбом № 26). Запись четырнадцати вальсов, сделанная в 1963 году за очень короткое время — четыре с половиной часа (альбом № 47), поражает своей цельностью; это поэма, произнесенная на одном дыхании, словно проникнутая воспоминаниями о давно ушедшем… В полонезах Шопена у Рубинштейн ч мөн адил нетрадиционные хууль бус үйлдлүүдийг устгаж байна — жишээ нь, непривычно медленный темпине в ползаяческое серполь, в ползая- фильтр. Полонеза-фантазиии коде Великолепна кульминация.

По-разному раскрывает Артур Рубинштейн мир шопеновской музыки в ноктюрнах. Трудно отдать предпочтение какой-либо из записей. Одни ноктюрны пианистом „пропеты“, бусад „проговорены“, третьи „продекламировани“; некоторые будто иллюстрируют знаменитую шумановскюю оценку 1836 года из рецензии на появление ноктюрнов Ф. Шопена ба Д. Филда: "Самое задушевное и просветленное, что бүрэн боломжтой байж болно".

Самое „польское“ в Шопене — это, наверное, эго мазурки. И наиболее глубокое постижение личности композитора, бесконечную широту в раскрытии разных сторон польского духа Рубинштейн демонстрирует именно при исполнении мазурок. Поначалу как раз мазурки-то пианист записывать не хотел, опасаясь возможной монотонности звучания. Тем не менее исполнение Рубинштейн — идеальное воплощение авторского замысла, который прекрасно охарактеризовал Б. Асафьев: «За элементарностью конструкции скрывается «необычайное многообразие»: мазурки-песни, мазурки-рондо, мазурки-думы, мазурки — романтические элегии, лирические ариозо, пасторали, мазурки — массовые танцы сред, мазурки — массовые танцы среди, «пусчаны среди». интимного тона», словно монологи «наедине с собой», мазурки иронического склада, словно тонко зарисованные над «человеками» очерки, мазурки — юношески шаловливая, прихотливая игра воображения, мазурки — «у пропастай сэдэв, мазурки» сказы про весну и про девушек, мазурки — похоронные хоралы, мазурки — свадебные перезвоны. Границы настроений беспредельны, диапазон звукописных образов вызывает многообразие живописных ассоциаци..."

Интересным дополнением шопеновского раздела коллекции являются записи альбома № 69 — Фантазия на польские темы, исполненная Рубинштейн вместе с Филадельфийским оркестром под управлением Ю. Орманди (1968), Анданте спианато, Большой полонез ба оркестрын хувилбарууд, "Симфония воздуха" багийг удирдах А. Валенштейн (1958). Эти записи отличаются невероятным ритмическим разнообразием болон удивительной элегантность.

Наряду с произведениями Фридерика Шопена, Артур Рубинштейн на протяжении всей своей жизни исполнял сочинения Роберта Шумана. От Роберта ба Клары Шуман нити преемственности протягиваются к Рубинштейну через великого скрипача Йозефа Иоахима, иж бүрнээр нь близок великому композитор, а на склоне лет благословил молодого Артура Рубинштейна мир музыки.

Концерт Шумана для фортепиано оркестром болон записан Рубинштейнном трижды. Запись 1958 онд Симфонический оркестрын компаний "RCA Victor" под управлением Й. Крипса (альбом № 39) — нэгдмэл сонирхолтой интерпретаци, где вторая и третья части, эрх мэдэл бүхий тонкости — звуковой, штриховой, ритмической, ямар ч үүсээгүй, өөр өөр газар нутгийг хамарсан, эрх мэдэлтэй, эрх мэдэлтэй. 1947 онд "RCA Victor" симфонический оркестрын интерпретаци У. Штейнберга (альбом № 19) менее убедительна из-за некоторой тяжеловесности, ритмической прямолинености. Запись 1967 он Чикагским симфонический оркестр под управлением К.-М. Джулини (альбом № 53) прекрасной ансамблевой слаженностью ба тонко сбалансированной звучность оркестр, бусад бүх төрлийн трактовки такого мастера, как Джулини зэрэг багтдаг.

В шумановском разделе коллекци нь 1961 онд Карнеги-холле (альбом № 39) дээр Симфонических этюдов, сделанная "живая" запись. Перед нами бурный, кипучий, бушующий, захватывающий Шуман. Интерпретация волнующая и красноречивая, изобилующая виртуозностью.

„Вещая птица“ Шумана (из цикла „Лесные сцены“) была одним из любимых произведений пианиста. Из трех замечательных записей (1946, 1961, 1969), пожалуй, наиболее впечатляет версия 1961 года, прекрасно сделанная и, как верно замечает музыковед Г. Гольдшмидт, “демонстрирующая утонченную грацию без хрупкости, присущей более старым записям, и без некоторой тяжеловесности, свойственной позднему Рубинштейну”.

Неторопливо, крупно, рельефно, декламационно, можно сказать, в духе Софроницкого звучат „Арабески“ -д 1969 онд (альбом № 39), 1947 онд (альбом №19) ямар нэгэн зүйл бичсэн. .

Из шумановских записей Рубинштейна, боломжтой, бүх зүйл илүү их боломжтой — Фантазия C-Dur. Музыкант играл ее с 17 нас, гэхдээ записал лишь однажды, 1965 онд (альбом № 52). Ямар ч хууль бус үйлдэл, которое бы с такой полнотой раскрывало знаменитый эпиграф Ф. Шлегеля к этому сочинению: “Сквозь все звуки, звучащие в пестром сне земли, один тон слышится тому, кто тайно прислушивается”. Темп исполнения очень сдержанный, звучности — волшебные…

Хочу напомнить один из отзывов об исполнении Рубинштейном шумановского „Карнавала“ в Москве в 1964 году: „Стоящая в одном ряду с лучшими среди слышанных — у Рахманинова, Софроницкого и Микеландад интервью албыг, его секундын интервью. Это Шуман — воздушный, летящий, клубящийся. Рубинштейн ямар ч уран зохиол, оголенной пианистичности юм. Энэ нь "Вступлении", "Паганини"-гийн бравуройнуудын нэг хэсэг юм. Тэрээр "Панталоне и Коломбина" эпизод, "Паузе" дахь гол стремительности пассажей, "Марша Давов"-ын начальных "Марша Давов" зэрэг дуулиан дахь дуулиан шуугиантай дуулиан дэгдээсэн. Его цель не «зарисовки с натуры», не изображение в звуках Пьеро и Арлекина, выхваченных из калейдоскопа карнавальных масок, гэхдээ передача интимных душевных состояний романтического поэта. В рубинштейновской передаче все и неиссякаемо разнообразно болон едино. <...> «Карнавал» овеян у Рубинштейн дыханием гофманско-гейневской фантастики“.

Особое место в репертуаре Артура Рубинштейн занимает Второй концерт Камиля Сен-Санса. Энэ нь 1900 онд Лондонд 1975 онд гарсан программ болон сүүлийн хэдэн жилийн программыг нэвтрүүлсэн; невольно напрашиваются параллель с деятельностью самого Сен-Санса, которому судьбой была дана длительная и насыщенная творческая жизнь. Второй концерт Сен-Санса, украшение репертуара Артура Рубинштейн, возник благодаря Антону Рубинштейну, о чем рассказывает Сен-Санс в своей книге „Портреты и воспоминания“: „Однажды Рубинштейн мне сказал: «Парижийн еще оркестр; дайте концерт, чтобы я имел случай взяться за палочку!»— «С удовольствием». <...> И я написал концерт в соль миноре, дебют которого, таким образом, состоялся под столь знаменитым покровительством“. Интересно, что Артура Рубинштейн парижской публике в начале XX века представил именно Сен-Санс: „Позвольте представить вам одного из величайших артистов, которых би знаю. Я предсказываю эму блестящую карьеру. Коротко гэж хэлсэн, тэр достоин фамилии, которую носит“.

По поводу Концерта Сен-Санса Артур Рубинштейн писал, что он был „благодатной новинкой; я взялся за него с большой энергией и должен сознаться, что он в техение долгих let служил мне первоклассным боевым конем. В этом концерте есть все — пыл и элегантность, ослепительная бравура и темперамент; в то же время это хорошая хөгжим, хотя и не лишенная известной банальности. Но я по-прежнему убежден, что талантливый интерпретатор способен облагородить все, что играет, если он «со-творец», а не просто исполнитель“.

Известно высказывание Сен-Санса о необходимости „рассматривать сольную партию в фортепианном концерте наподобие роль в пьесе для театра, эта роль должна быть задумана и передана как драматический персонаж“. В коллекции Рубинштейн даны три записи Второго концерта, и каждая в своем роде замечательна. Наиболее цельной является интерпретаци 1958 года с оркестром “Симфония воздуха” под управлением А. Валенштейн (альбом № 53). Интересно расставлены драматургические акценты. Первая часть носит характер Maestoso, образуя смысловой вразительный центр сочинения — в духе монолог актера-трагика; это находит отражение и в темповых пропорциях: первая часть по протяженности практически равна двум следующим. В записи 1969 года с Филадельфийским симфонический оркестром под управлением Ю. Орманди (альбом № 70) совершенно ошеломляет вторая часть: солист с помощью особенного штриха создает невероятно упругий, летящий звук; вторая тема этой части произносится с особым упоением, радостно, во весь голос. В альбоме № 82 представлена ​​„нелегальная“ запись 1939 оны оркестром Концертного общества Консерватории (Orchestre de la Socie'te' des Concerts du Conservatoire) под управлением дирижера и знаменитого флейтиста Ф. Губера. Здесь немало „огрехов“ и у солиста, и у дирижера (особенно в финале, где оркестр просто не может угнаться за пианистом), гэхдээ в эмоциональном плане это необыкновенно яркое исполнение. Наше воображение поражают свобода и мощь первой части Andante sostenuto, элегантность и изумительное с точки зрения вкуса rubato второй части, феерическая тарантелла финала. "Когда слушатель приходит в себя от головокружительного темпа Финала, то он поражен ритмической упругостью, "пульсом" солиста, за которым, не всегда успевая, несется оркестр",— пишет в комментариях альбому Г. Гольдшмидт.

С именем Артура Рубинштейн связано олон открытий в искусстве ХХ века. В частности, энэ испани хөгжим. Интересное описание того, как он стал „испанистом“, одним из лучших исполнителей испанской музыки, дает сам Рубинштейн в своих мемуарах:

“Исаак Альбенис бол Испани болон Испанийн бүх нутаг дэвсгэрт маш их алдартай хүн юм. В Пальме, на Майорке, вдова Альбениса пригласила меня на обед… Она жила в предместье города со своими двумя дочерьми… Во время обеда я развлекал их рассказом о том, как я встречался с Альбенисом, не зная, кто он. — Играете ли вы его музыку?— поинтересовалась сеньора Альбенис. - Таашаал! — ответил я.— Я хорошо знаю и очень люблю его сюиту «Иберия», гэтэл Испанид би удаан хугацаагаар тоглож байна. В Польше самые знаменитые иностранные пианисты вызывают смех, когда берутся играть мазурки Шопена; они остаются совершенно чужды ритмическому духу этой типично польской музыки. И я не хочу рисковать быть осмеянным в Испании; успехом в этой стране я очень дорожу. — Пожалуйста, сыграйте все же что-нибудь из его сочинений,— настаивали дамы. — Сеньора,— сказал я, немного смущаясь, г-же Альбенис,— я играю энэ музыку с увлечением, но в моей собственной манере. Видите ли, по моему скромному мнению, фактура сюиты «Иберия» излишне богата, и это изобилие средств мешает естественному течению мелодии. Очень опасаюсь, что вы будете шокированы, услышав, как я опускаю множество нот с единственной целью рельефнее выделить существо этой музыки. Ничто не могло остановить этих дам. — Играйте так, как вы чувствуете,— сказали они.— Нам высшей степени интересно послушать вашу интерпретацию. Я начал с «Трианы», вложив туда всю мою врожденную любовь к испанским ритмам. Когда я кончил, сеньора Альбенис повернулась к Лауре и сказала: — Это поистине удивительно, не правда ли? Он играет это точно так, как когда-то твой отец. — Тийм ээ, да,— ответила Лаура.— Папа тоже опускал многое менее существенное в аккомпанементе. Такое одобрение, исходящее от вдовы и одной из дочерей композитора, которые обе были пианистками, сильно подняло мой дух. Я сыграл три или четыре другие пьесы из «Иберии», трактуя их на свой манер, и мои слушательницы без конца прерывали меня восклицаниями: — Папа делал такое же рубато и так же заканчивал пианиссимо. И темп его был точно тот же, что и ваш. Не требовалось ничего больше, чтобы я принял решение… Месяцем позже би Мадридад гурван экстраординарных концертыг зарлав, "Иберии" программ дээр. Так как их никто еще никогда не играл, они явились для публики совершенной новинкой. Могу без преувеличения сказать, что энэ концерты стали поистине поворотным пунктом в моей карьере. После каждой пьесы весь зал вопил: «Бис, бис!..», заставляя меня повторять их одну за другой… На улице толпа, продолжая кричать «Браво!», сопровождала меня до самого отеля. Сеньора Альбенис, ее дочь Лаура, Арбос, де Фаля болон бусад хөгжимнты обнимали и поздравляли меня, опьянев от энтузиазма. — Вы играли эту музыку так, словно родились здесь,— гэж хэлдэг. Начиная с этого дня я был признан лучшим из современных интерпретаторов испанской музыки и должен был играть какие-либо из этих пьес во всех городах, где бывал, и всегда играл их с одинаковым успехом.

В коллекции Артура Рубинштейн собраны записи произведений И. Альбениса, Э. Гранадоса, Ф. Момпу, М. де Фали. Не все здесь равноценно, ибо сами произведения различаются по художественному уровню. Сочинения Момпу, „Наварра“ Альбениса — эффектные эстрадные номера, төгөлдөр хуурч их с неподражаемым шиком исполняет. В основном Рубинштейн играет лучшие произведения испанийн хөгжмийн зохиолч ХХ века. Возникает ощущение поразительной достоверности: перед нами словно оживает атмосфера литературных произведений великих испанцев — Сервантеса, Лорки; мы чувствуем ароматы, ощущаем напоенный зноем сухой воздух. Мы вовлечени в эту жизнь…

“Ночи в садах Испании” фортепиано оркестрын Мануэля де Фалид зориулсан — Испанийн шилдэг бүтээлүүдийн нэг юм. Рубинштейн впервые услышал его 1916 онд "заболел" им и включил его в өөрийн репертуар. В коллекции оно представлено тремя версиями. Запись 1969 онд (альбом № 70) оркестромын "Симфония воздуха" под управлением А. Валленштейн, на мой взгляд, несколько академична (эсли вообще можно говорить об академичности Артура Рубинштейн), бусад бусад — прекрасны каждая по-своему. Запись 1954 он (альбом № 18) с Симфоничесским оркестром г. Сен-Луи под управлением В. Гольшмана оставляет яркое и цельное впечатление: органичны темпи, великолепен диалог солиста болон оркестра, с каждым новым эпизодом они словно все более вдохновляют бусад друга. Совершенно иная трактовка “Ночей” представлена ​​1957 онд (альбом № 32) Симфоническим оркестрын Сан-Франциско под управлением Э. Хорда. Энэ нь "Симфонические впечатления для фортепиано с оркестром" (авторское жанровое определение). Исполнение отличают импульсивность, взрывчатость, необыкновенная красочность, тембровое богатство, особая олон плановость звукового пространства. Настоящее торжество танцевальности, "испанского начала"— вторая часть, "Danse lointaine". Оркестр подобен ансамблю самобитных солистов, и төгөлдөр хуурч один из них, что соответствует замыслу композитора.

Наши выдающиеся критики Г. Коган ба Д. Рабинович в своих рецензия, посвященных выступлениям Артура Рубинштейна 1964 онд ЗСБНХУ-ын үед, ямар ч удержались от замечаний ийм төрлийн: „…яркая, обяетельная индивидуальность. И… как всякая индивидуальность,— имеющая свои границы. Рубинштейн… философскую глубину болон трагедиость концепций, на онкрытие «новых горизонтов» в пианизме…” (Г. Коган); „…отходы от общепринятого… не создают впечатления зарчмуудын разрыва с… уламжлал. …Своеобразие рубинштейновских трактовок призвано не столько открывать слушателю неведомые миры, сколько радовать его неистощимой способность… находить все новые и новые красоты в казалосьном (Давно из.). Сейчас, по-видимому, наступает переоценка ценностей. 1950-60-аад оны үед Зөвлөлтийн слушатель имел возможность наряду с Артуром Рубинштейном слушать ийм алдартай төгөлдөр хуурч, Владимир Софроницкий, Мария Юдина, В. Ныне трудно кого-либо удивить совершенством исполнения эсвэл качеством записи; и как часто роскошно изданные компакт-диски с прекрасным цифровым звуком не оставляют впечатления трагедиости и новизны, гэхдээ, не трогая ни ум, ни сердце, мгновенно стираются из сердце, мгновенно стираются из памяти высоко прослушивания, и искусства, языка, языка, языка. "праздник, который всегда с тобой".

Ирина Темченко

* Бүх цитаты, приводимые в статье, взяты из аннотаций к альбом Артура Рубинштейн болон из книги, прилагающейся к выпущенному фирмой “BMG” собранию дисков с записями пианиста.